Старшая сестра

Первое, что сделала бабушка Устинья, поселившись в квартире Стрешневых,  – это повесила в спальне икону.

Изюмка вечером увидела в углу тёмное лицо с яркими белками глаз и выбежала оттуда с криком. Зина вздрогнула и сделал кляксу в тетради.

– Ну что ты, Изюмка!  – Зина обняла сестрёнку, прижавшуюся к её коленям.  – Чего испугалась?

– Картинка страшная… – Изюмка показала рукой на дверь спальни.

– «Картинка»!  – Бабушка сдвинула на лоб очки и опустила чулок, который штопала.  – Да нешто это картинка? Это лик божьей матери, богородицы… Ох, греховодники, ничего-то они не знают!

Антон поднял голову от задачника:

– Это богова мама, да?

– Ты решай, решай, Антон,  – остановила его Зина.  – Когда сделаешь уроки, тогда и разговаривай.

Но тут вмешалась Изюмка:

– А у неё от головы лучики идут. Разве так бывает?

– Никогда не бывает,  – ответила Зина.

– У бога всё бывает,  – возразила бабушка, задетая уверенным тоном Зины: – он всё может и всё знает. Вот ты сидишь и уроки учишь, а он знает. И о чём ты сейчас думаешь – он тоже знает.

– Бабушка,  – вмешалась Зина,  – а он знал, как фашисты в наши дома бомбы бросали?

– А нешто не знал? Он всё, батюшка, отец небесный, видел.

Зина сердито усмехнулась:

– Вот так отец! В людей бомбы бросают, а он сидит да смотрит.

– А значит, так надо было. Испытание посылал. Пути божий неисповедимы. На всё его святая воля. А без его воли и волос не упадёт с головы! Так-то…

– Значит, и все плохие дела тоже по его воле делаются?  – Зина начинала горячиться.  – Вот я сейчас возьму да изобью Изюмку ни за что – значит, божья воля будет? Или дом подожгу?

– Ну, бог тебя и накажет.

– Но, бабушка,  – закричала Зина,  – за что же он будет меня наказывать, раз всё по его воле делается? Это нечестно. Значит, он сам решит – пусть Зина отколотит Изюмку, а потом сам же за это и накажет!

– Тьфу ты, греховодница! Согрешишь тут с вами!  – Бабушка отложила чулок и встала.  – Пойти к ужину сварить чего-нибудь…

А Зина, разволновавшись, глядела в учебник и никак не могла понять, что там написано.

– Ты смотри не спорь с бабушкой,  – прошептал Антон Зине,  – а то ещё возьмёт да уедет!

Зина мрачно взглянула в его широкие, светлые, встревоженные глаза и, ничего не ответив, снова уткнулась в книгу. Да, с бабушкой спорить нельзя. При ней все дела у них наладились. Придёшь домой из школы, а на плите уже обед варится, и в комнатах чисто, и пуговицы у ребятишек пришиты, и чулки заштопаны. И сама бабушка такая опрятная, бодрая, никогда ни на что не жалуется, как другие: то болит да другое болит. Если даже что и болит у неё, то помалкивает. Может быть, привыкла молчать, долго жила одна, а когда человек живёт один, то кому же жаловаться! И красивая у них бабушка, хоть и морщинки на лице. А чуть выйдет на улицу, так и разрумянится вся, как ягодка. Но вот дался ей этот бог! Дня не пройдёт, чтобы не поговорила бабушка про бога да про святых угодников божьих. Сначала Зина молчала, потом стала возражать, спорить…

Изюмка долго не могла привыкнуть к тёмному лицу с белыми глазами, которое глядело из угла в спальне. Она боялась спать – и Зине приходилось сидеть у её постели, пока Изюмка не заснёт. Зина повесила на спинку её кровати тёплый платок, чтобы ей не видно было иконы.

Закладки