Старшая сестра

– Всё равно,  – вмешалась Маша.  – Раз пошла в церковь, да ещё кулич святила,  – это всё равно. Настоящий пионер так никогда не сделает. Это вам не забава.

Перемена кончилась, разговоры прервались. Сима с упрёком сказала Зине:

– Эх, ты, а я тебе больше всех верила!

И отошла, будто Зина очень обидела её лично.

С каждым уроком, с каждой переменой, с каждым часом Зина чувствовала, как вокруг неё нарастает тревожное и тягостное внимание. Она ловила любопытные взгляды, отрывки разговоров:

– А что будет?

– Наверно, на совет отряда…

– А говорят, Ирина Леонидовна хочет прямо перед всей дружиной галстук снять…

Зина, услышав это, машинально схватилась за концы своего галстука. Но тут же разжала руку. А может, они правы… Может, с неё и правда надо галстук снять…

Она ждала, что её вызовет к себе Вера Ивановна, и готовилась всё рассказать ей и всё объяснить. Но Вера Ивановна была занята на уроках в других классах. И лишь, встретив Зину в коридоре на одной из перемен, сказала:

– Нехорошо, нехорошо ведёшь себя, Стрешнева!

– Вера Ивановна, я… – начала было Зина.

Но Вера Ивановна не стала слушать. Она спешила в учительскую, потому что не успела подготовиться к следующему уроку и потому что считала лишним выслушивать всякие объяснения и оправдания – провинившиеся всегда оправдываются.

Девочки, то одна, то другая, подходили к Зине – кто с любопытством, кто с сочувствием, кто с осуждением… Лишь Тамара держалась в стороне. Она словно не видела Зину. А Зина смотрела на неё издали и всё как будто старалась понять: что же это за человек Тамара Белокурова, с которой они обещали дружить на всю жизнь?

«Она видела меня, она должна была сообщить,  – думала Зина.  – Да, должна. Нет, она настоящая пионерка».

Так говорила себе Зина, но сердце её почему-то не принимало этих слов. Всё правильно – и что-то не то, и что-то не так!

«Ну, если она настоящая пионерка,  – Зина продолжала спор сама с собой,  – то подойди к ней и скажи ей какое-нибудь хорошее слово – ведь она же поступила правильно! »

Но сердце её тут яростно протестовало:

«Нет, я не могу подойти к ней! Я не могу сказать ей хорошего слова! Она сто раз права, а я не могу! И не хочу! И не буду! »

На большой перемене к Зине подошла Шура Зыбина и отвела её в сторону:

– Ирина Леонидовна Елене Петровне звонила… Девочки слышали! Всё ей сказала! Что делать?

Зина молча покачала головой: она не знала, что ей делать. К концу дня Зина так устала от всех этих переживаний, что на последнем уроке сидела, ничего не понимая. Ботаника, любимый предмет. На какие-то несколько минут раскинулась круглая голубая полянка с бело-розовым бордюром вербены и островками зелёных кустов… Но тут на её парту упала туго сложенная записочка: «Тамара бегала к вожатой, чтоб тебя вызвали на дружину. Я буду за тебя заступаться. Шура».

Зине стало тяжко и душно, как перед грозой. Перед всей дружиной! Что делать? Может, взять вот сейчас да и убежать из школы? ..

Ирина Леонидовна, в то время как шёл урок, сидела одна в пионерской комнате. Брови её были озабоченно сдвинуты.

«Надо будет организовать это как следует,  – думала она, записывая план будущего совета дружины.  – Стрешневу можно будет поставить первым вопросом. Нет, лучше последним, а то, пожалуй, из-за неё сорвётся весь план».

Ирина Леонидовна ни за что не созналась бы даже самой себе, что она чуть-чуть рада тому, что произошло с Зиной. Не потому, что ей не нравилась Зина и что она хотела ей зла, нет. Но этот случай даёт ей возможность показать свою высокую принципиальность, свою активность, как старшей вожатой, которая строго следит за воспитанием своих пионеров. Можно будет и о Тамаре Белокуровой сказать – так вот, принципиально, должен поступать пионер. Это будет наука и другим, которые вздумают тайком сбегать в церковь. Можно также поговорить и о лицемерии, когда на словах говорится одно, а на деле делается другое, и привести в пример Зину… Вообще этот совет дружины можно сделать очень содержательным и интересным…

Неожиданно в пионерскую комнату вошла Марья Васильевна. Ирина Леонидовна вскочила:

Закладки